Я стою на самой верхней полке твоей домашней библиотеки, затерявшись между старых, пожелтевших томов энциклопедии Оргельбранда, к которым уже много лет никто не прикасался. Будто у энциклопедии появился еще один том. Простояв таким образом много лет, никем не замеченная, словно невидимая, я спокойно думаю о своей безрадостной судьбе.

Чаще всего задаюсь я вопросами: «Зачем ты купил меня, человек, зачем заплатил за меня триста злотых, зачем нес меня в портфеле через весь город, и зачем принес меня домой? Зачем? Неужели для того, что бы перевернуть несколько моих страниц, наугад бегло прочитать несколько отдельных стихов, посмотреть на меня с богобоязненным трепетом и набожно поставить на самую верхнюю полку книжного шкафа?»

Я помню, как однажды, когда у тебя были гости, кто-то в дружеской беседе ошибочно процитировал слова Христа, кто-то другой их поправил, а когда между собеседниками возникла размолвка, о том, которая же из цитат точная, один из спорщиков попросил тебя принести Священное Писание. Ты поднял голову и посмотрел в мою сторону. С радостью я подумала, что, наконец-то настал мой час, что сейчас ты подойдешь к полкам и, привстав на цыпочки, возьмешь меня за толстый корешок и вытянешь из пожелтевших томов энциклопедии Оргельбранда. Но моя надежда была напрасной. Твой взгляд равнодушно минул меня, проскользнул по мне, как будто я невидимый дух, какое-то мгновение блуждал по нижним полкам и безрадостно остановился на лицах твоих собеседников: «Не знаю, где она... Не помню, куда ее поставил...» - сказал ты.

Было время, когда я допускала мысль будто ты приобрел меня лишь для того, чтобы в случае необходимости похвастаться: «А у меня в библиотеке есть Библия!». В таком случае было бы понятно, пусть отчасти, зачем ты меня приобрел. Но теперь, своим ответом ты показал, что и снобистской привычки хвастаться Библией у тебя не было. Своим ответом ты развеял еще одну мою иллюзию. Не знаешь, где я... Не помнишь, куда меня поставил... Эти - слова ты сказал равнодушно, безо всякого беспокойства, которое обычно сопутствует мыслям о вещах исчезнувших, затерянных, запропастившихся. С болью я поняла, что потеряла все шансы покинуть эту страну изгнания, которой стала для меня твоя библиотека. Неужели никогда я не освобожусь от этого рабства? Неужели я уже никогда не буду дожидаться тебя на твоем ночном столике, никогда не отдохну на твоем рабочем письменном столе, или на столе, где режешь хлеб?

Итак, зачем ты купил меня, человек? Зачем заплатил за меня триста злотых, зачем нес меня в портфеле через весь город, зачем принес меня домой? Зачем?

А потом произошло что-то, что снова пробудило во мне надежду на скорое освобождение из того изгнания, к которому ты так легкомысленно меня приговорил. Твой единственный ребенок тяжело заболел. Ты вызвал врачей и известных профессоров. Но не смогли помочь ни лекарства, ни хлопоты. Твой ребенок умер, а ты, погруженный в боль и отчаяние, сидел в своем кабинете, в кресле, при спущенных шторах и неподвижным взглядом глядел в темноту, наполнившую комнату. Ты не мог понять смысла смерти твоего ребенка, начал сомневаться в смысле собственной жизни. Ты не мог вместить, почему страдает невинный ребенок, а грешник живет и безнаказанно процветает, вредя ближнему, почему безжалостная судьба, не глядя, бьет человека. И вот, мое сердце сильно застучало, потому что я подумала, что именно сейчас наступила та минута, когда ты поднимешься с кресла, включишь свет и начнешь искать - с поспешностью искать - горящим взглядом пробегая по декоративным корешкам книг, и, наконец, после стольких лет найдешь меня, втиснутую между томами старой энциклопедии, стряхнешь с меня седую пыль, откроешь и прочитаешь в моих стихах слова утешения о жизни, смерти и бессмертии. И вновь я разочаровалась. И вновь мне пришлось пережить еще одно крушение иллюзий. Последнее. Ты не встал с кресла, не зажёг свет. Ты сидел неподвижный, погруженный в отчаяние с бесконечным числом вопросов на устах, которые так и остались без ответа.

Итак, зачем, ты купил меня, человек? Зачем заплатил за меня триста злотых, зачем нес меня в портфеле через весь город и зачем принес меня домой? Зачем?

Потом умерла твоя жена, и ты согнулся под новым ударом, ты превратился в немощного старика, перестал выходить на улицу и только, прохаживаясь по опустевшей квартире, время от времени замирал у окна, глядя на улицу, на спешащих прохожих, не понимая, для чего они живут, зачем сам еще живешь, и для чего существует мир.

И однажды ты умер.

Быстро появились наследники и, деля имущество, печально кивали головами над твоим бренным скарбом. Один из них нашел меня среди книг, беспорядочно сваленных на полу. Он наклонился, поднял меня и оглядел, отряхнул с меня толстый слой пыли и сказал дрожащим от трогательного волнения голосом юноше, стоящему рядом: «Видишь? Твой почивший дядя, упокой Господи его душу, был набожным человеком. Имел Библию. Бери с него пример».

Роман Брандштеттер (Roman Brandstaetter)

Перевод с польского языка - Игорь Захаров (2012)

Редактор перевода – Иван Борщевский